Почему казахстанские драматурги уходят в прозу
Ирина Адамович, Власть
В театрах Казахстана, работающих на русском языке, практически не ставят спектакли по пьесам современных казахстанских драматургов, несмотря на то что возможности для этого есть – существуют фестивали драматургии, марафоны коротких пьес, творческие площадки и мастерские. Некоторые драматурги уже ушли в прозу: они пишут романы, которые издать гораздо легче, даже если они про сложные или чувствительные темы, например, про Январские события.
О том, что происходит с современной казахстанской драматургией, «Власть» поговорила с казахстанским драматургом, прозаиком и детским писателем Нурайной Сатпаевой.
Ты по образованию айтишник. Расскажи, как ты пришла в литературу?
Я стала заниматься литературой случайно. Внедряла разные системы – и финансовые, и производственные, – и меня попросили написать пару статей по управлению проектами в один международный технический журнал. Я подумала, что к этому нужно подойти серьёзно и поучиться (писать – В.).
В то время, десять лет назад, не было никаких онлайн-курсов. Я искала информацию в интернете, но ничего не нашла. Как-то проходила мимо Бегалинки, зашла (детская библиотека имени Бегалина – В.), и там мне и сказали, что в ОЛША (Открытая литературная школа Алматы – В.) идёт набор, через четыре дня дедлайн. Я собрала все посты с «Фейсбука» и отправила. Поступила на курс (семинар прозы – В.) Ильи Одегова и Оксаны Трутневой. Они сказали, что есть в этих постах история, но написано не художественно.
А что за посты?
Просто про свою семью, про какие-то интересные случаи из жизни. У меня было примерно 18-20 командировок в год, я встречалась с разными людьми, они рассказывали свои истории, мне было интересно, я их записывала, выкладывала. Илья (Одегов – В.) сказал, что можно из них сделать хорошие рассказы. И я стала писать. Потом к Дине Махметовой на драматургию поступила (в ОЛША – В.), в лабораторию к Олжасу Жанайдарову. Пьес у меня не было, и я отправила рассказы. Он увидел, что в них есть драматургическое начало, и взял меня. Там я уже начала писать пьесы. Потом уже на детскую литературу к Елене Клепиковой и Ксении Рогожниковой подалась (также в Открытую литературную школу Алматы – В.), там написала сборник детских рассказов. Романы же писала в мастерской Алины Гатиной.
Литературная школа затягивает.
Затягивает. Но у меня не было цели именно этим заниматься, издаваться, потому что я занималась IT, мне это нравилось. Воспринимала писательство как хобби. Но в целом мне как-то везло. Написала детский рассказ «Серебряная тамга Альки» и сразу попала с ним в шорт-лист премии «Алтын калам». То же самое с пьесой «Ложки-липучки»: написала и сразу попала в лонг-лист, в шорт-лист премии «Ремарка», куда приходят 800-900 пьес. И когда ты попадаешь в десятку, начинаешь верить, что пишешь неплохо.
А что тебе ближе – проза или драматургия?
Я все попробовала, кроме поэзии. У меня отец поэт, и я думаю, что быть поэтом – это от бога. Сложно сказать. Мне и проза нравится, и пьесы писать очень нравится. Последнее время я писала сценарии казахстанских сериалов для сценарного бюро «Ангиме». И это мне тоже нравится.
Какие сериалы?
«Закира», мистический сериал. Нас было восемь сценаристов, мы написали сценарии восьмидесяти серий за полгода. Классный опыт был. После этого написала сценарий по своей пьесе. «Грехопадение Перизат» называется. Но пока он лежит.
Сколько у тебя пьес написано и пыталась ли ты их предложить нашим театрам, как-то продвигать?
У меня сейчас семь пьес – я в год по одной пьесе примерно писала. Но пока есть только одна постановка – в театре Infinity laboratory. Мою пьесу «Грехопадение свинки Пеппы» в переводе Айжарыка Султанкожи на казахском языке поставил режиссёр Олжас Комис. Он учится в мастерской Фархада Молдагали (художественный руководитель ТЮЗ им. Мусрепова в Алматы – В.)
Пьеса про женщин в роддоме. Актрисам – студенткам той же мастерской – при встрече я рассказала, какими вижу персонажей пьесы, чем они живут, о чём мечтают, чем вдохновлялась сама. В конце встречи попросила: «Забудьте все, о чём мы сейчас говорили, – играйте, как хотите, меняйте сюжет, как хотите, делайте, что хотите». В итоге постановку сделали с элементами документального театра. Очень интересный спектакль получился. Уже было два показа, а дальше посмотрим. Допускаю, что другим театрам темы, на которые пишу, не интересны.
В целом у нас есть какой-то пессимизм в отношении казахстанских литературных проектов, что «ой, ничего не получится». Но есть примеры – «Драма.KZ», ОЛША, RDS, когда считанное количество людей изменили литературное пространство Казахстана: выпускаются хорошие книги, ставятся спектакли по произведениям казахстанских авторов. Десять лет назад редко ставили казахстанских драматургов. И говорили: «Их нет, пьес нет». А после лаборатории Олжаса Жанайдарова появились пьесы, мы все стали активно писать. Уже ставят Ольгу Малышеву, Алишера Рахата, Мурата Колганата. Но это в основном казахоязычные театры. Пьесы переводят на казахский язык, эти театры заинтересованы в современной драме.
Как считаешь, почему русскоязычные театры не заинтересованы?
Я думаю, у русскоязычных театров очень большой выбор материала на русском языке. Они могут брать в принципе российских драматургов. А вот контент про Казахстан – пишут в основном на казахском языке. Да, я пишу на русском, но мои тексты «казахофонные». У меня есть надежда ставиться в казахских театрах, а не в русских.
Это довольно странно, потому что столько пьес пишется, поднимаются в них острые социальные проблемы, то есть это то, что “болит у общества”. И никто не обращает на это внимания.
Мне кажется, ещё есть такой феномен, как «жұрттын баласы» всегда лучше. В целом в нашей культуре. И как будто нам нужно ещё одобрение «большого брата», неважно, кто это – Китай, Россия, США, Великобритания, чтобы мы сами сказали, что это годится. Например, Димаш Кудайберген. Пока его не заметили за рубежом, в Казахстане его творчеством не особо интересовались. То же самое произошло с Самал Еслямовой, когда она получила приз Каннского кинофестиваля за главную женскую роль, теперь её везде в Казахстане приглашают. Такая же ситуация с Иманбеком Зейкеновым, получившим «Грэмми».
А, может, тут больше вопрос цензуры?
Возможно. Потому что мы всё-таки поднимаем серьёзные вопросы, темы, которым общество не привыкло смотреть в лицо. Я сама с удовольствием посмотрю комедию, те спектакли, которые не о нас. Потому что тогда я в безопасной зоне. А когда ты сам пишешь пьесы, тем более смотришь спектакли о событиях, которые происходили с нами, это просто переворачивает душу. Готовы ли мы все отрефлексировать? Мы сейчас только джут отрефлексировали, а ведь уже прошло почти сто лет.
Если все так сложно, для чего тогда ты это делаешь: пишешь пьесы, спектакли по которым, скорее всего, никогда не будут поставлены в театре?
Часто задаюсь этим вопросом, почему я пишу. Много же классных, интересных вещей в жизни. Просто всегда это какой-то триггер. Например, книга «Море споёт колыбельную» – это была такая история: в дни Кантара очень многие мне высказывали, как представительнице Мангистау, мол, почему ваши там не сидят спокойно, без конца выходят на протесты, сидели бы молча, живем же нормально, зачем все это? И я думала: вы же не знаете, чем живут там люди, что происходит на самом деле. Но я не умею отвечать в комментариях, с людьми спорить, ругаться. И я начала писать роман, как будто в ответ на те вопросы, которые меня волнуют.
Но у тебя не только этот роман про Мангистау. И детская книга у тебя тоже про Устюрт, и новый, ещё не изданный роман, про жителей Актау. Тебе интересно писать только про них?
Мне Мангистау родной, мангистаусцы близки по духу. Мангистау переводится с казахского языка как «вечное зимовье» или «тысяча зимовий», то есть территория, на которой можно жить и растить детей. Сейчас, когда уходит Каспий, становится тревожно за будущее города, полуострова. А я пишу всегда о том, что меня волнует в данный момент.
Чего не хватает современным драматургам в Казахстане, какие ещё проблемы, барьеры есть, которые нужно преодолевать?
У нас есть возможность участвовать в фестивале «Драма.KZ», в классном проекте RDS – «Режиссер – драматург – старт», который делает Фархад Молдагали, в проекте «Драмарафон» Оли Малышевой, где мы можем показать свои пьесы. Другое дело, что не от нас зависит, будут их ставить в театрах или нет. И я вижу, что те драматурги, с которыми я когда-то начинала в «Драма.KZ», практически все написали книги. Айнур Карим, Алишер Рахат, Маншук Кали, Куляш Арынова.
Получается, что у прозы больше шансов найти выход на аудиторию?
Да, попасть в издательство, на мой взгляд, проще, чем на сцену. Алишер Рахат как-то сказал, что лучше быть прозаиком, чем драматургом. Потому что, когда пишешь книгу, ты выступаешь и в качестве режиссёра, и костюмера, и сценографа, и персонажа. В книге есть где развернуться. Я с ним согласна.
Говоря о последнем романе, который ты написала по своей же пьесе – «Мухит идёт за светом» – и участвовала с ним в премии «Меценат». И роман «Море споёт колыбельную», и этот роман так или иначе затрагивают Январские события. И какие-то вещи, какие-то фразы, персонажи в этих двух романах повторяются. Это было сделано намерено как продолжение Кантара, но про разных людей, или же это случайно получилось?
Романы, конечно, абсолютно разные. Так получилось, что меня задела история женщины в белом платке, которая, в разгар Кантара на площади в Актау раздавала лепешки и митингующим, и полицейским и просила: «Умоляю, не стреляйте, вы братья». Я хотела изначально о ней написать, искала её, хотелось узнать, кто она, почему вышла на площадь, но не нашла, хотя Актау — небольшой город.
Поэтому возникла Дара, жительница Алматы, тоже пережившая Кантар. Но когда я написала роман «Море споёт колыбельную», образ этой женщины все равно меня не отпускал. И я написала пьесу, где Фариза, жена Мухита, раздает лепешки. И опять, не зная мотивы этой женщины, я не смогла сделать её главным героем. А противостояние Мухита, пострадавшего в 2011 году (в Жанаозене – В.) и Бекболата, бывшего подполковника полиции, стало важнее. А Кантар всё-таки там фоном. Не хотелось, чтобы роман превратился в публицистику. И даже моментами боялась писать про то, что персонажи стоят на площади, чтобы опять не сделать главных героев незначительными на фоне такого события. Хотелось, чтобы на первом плане были Дара и Олжас, а если говорить про «Мухит идёт за светом», чтобы это были Мухит, Далида, Бекболат, Инжу, Фариза – обычные люди, выхваченные из толпы.
Будет ли роман «Мухит идёт за светом» издан?
Надеюсь.
Уже идёт работа?
Договора с издательством пока нет, но мне кажется, что на него издатель найдётся.
А над чем ты работаешь сейчас? Что-то новое пишешь?
Сейчас занимаюсь редактурой этого романа. Но в планах написать ещё один роман про Устюрт. Хочется, чтобы были такие герои, которые действительно показывали бы нас, реальных, обычных людей, что вот они – это Казахстан.
Власть — это независимое медиа в Казахстане.
Поддержите журналистику, которой доверяют.
Мы верим, что справедливое общество невозможно построить без независимой журналистики и достоверной информации. Наша редакция работает над тем чтобы правда была доступна для наших читателей на фоне большой волны фейков, манипуляций и пропаганды. Поддержите Власть.
Поддержать Власть
